|
Нурмухаметова Раиса
Ее я встретил весною, значить.
И не успели поцеловаться,
Как муж внезапно нагрянул с дачи,
И я женился — куда ж деваться?!
Я был не грубым, стал озабочен,
Сам чищу зубы и сам рыдаю.
Но вот заметил: не любит очень,
Когда я тюбик не закрываю.
Я зубы чистить стал очень часто,
Бывало в ванну затащишь Глашу,
А там открыта зубная паста,
Люблю и гажу, люблю и гажу!
Она: «Скотина!», а я ей: «Глаша,
Такое счастье лишь раз бывает,
Ведь это ж тюбик — всего лишь тюбик,
Сосед — вон двери не запирает»
Она к соседу — опять удача!
Видать решила посовещаться…
Тут я внезапно нагрянул с дачи —
И он женился — куда ж деваться?
Теперь я оды пою соседу,
Не чищу зубы — так обойдется.
На полке тюбик от «Блендамеду»
Лежит открытый, а вдруг вернется.
Яковлев Андрей, Нартов Дмитрий (от имени соседа)
Мы повстречались в разгаре лета,
Она с порога назвалась Глаша.
При мне был тюбик от блендамеда
И я в ответ ей назвался — Саша.
Мы целовались в порыве страсти,
Сжимая тюбик попеременно,
И к ночи были все в этой пасте,
Любя и гадя одновременно!
Потом мы в ванной, хваля удачу
Писали пастой по унитазу.
Сосед внезапно нагрянул с дачи
И я женился в итоге сразу.
Я подарил ей на свадьбу кубик —
Головоломку венгерской мысли,
Она в ответ мне, понятно, тюбик,
Чтоб я вставную им челюсть чистил.
Сперва несмело, назло соседу,
Писал в подъезде я пастой ересь.
Потом всецело отдавшись делу,
Я стал художник, какая прелесть!
Я аквафрешем пишу в ненастье,
Частенько в город за пастой еду!
Бывает в жизни такое счастье!
Спасибо Глаше и блендамеду!
Являясь лицом, слава тебе Господи, определённого пола (мужского, кто не догадался), я, соблюдая порядок очередности (мужчина — женщина — мужчина) решил добавить свою отсебятину и попытаться сделать из этой песни трилогию. Спасибо Третьякову, что задал такую тему (сам, видимо, того не подозревая)…
Бурцев Олег (от имени Тюбика)
Всем тюбикам, прошедшим
через горнило семейной
жизни людей, посвящается…
Лежал себе я на полке в ванной
И полный счастьем, и полный пастой.
И только каплет вода из крана,
И только горло раскрыто настежь.
Так насмотрелся на всех людей я.
Вот извращенцы! Ужасно грубо
За пузо схватят, нажмут сильнее
И тем, что лезет намажут зубы!
А мой хозяин, художник тоже,
Зайдёт раз в месяц, помоет ноги,
Почистит зубы — закрыть не может!
Я ж простываю! Ван Гог безрогий!
Моя хозяйка — меня купила.
Но мыться тоже не любит страстно.
Зайдет проверить — уж не закрыл ли
Наш мордописец зубную пасту?!
И всё в скандалы произрасталось.
Он затащил её (всё-таки) однажды в ванну.
Пообнимались, поцеловались
И он обратно, в свою Нирвану.
Ну жмут и жмут, спасибо, что не лупят!
Заляпал краской, художник хренов!
Они меня, конечно, может, любят,
Но гадят оба и попеременно!
Ушла к соседу, так было надо,
Так разошлись мои родные.
А у соседа — зубов три ряда,
Но слава Богу — они вставные.
Я, если честно, не завидую соседу.
Лежу закрытый, где что — не важно!
Ведь я же тюбик от «Блендамеду»
А не какой-то шампунь «Ромашка»!
Георгий Фрумкер
Я поздно понял: все бабы — дуры.
Не переделать нам вашу касту.
Как будто это предел культуры:
Держать закрытой зубную пасту.
Я не ругался. И спорить сложно.
Да я же знаю свою заразу!
И говорил ей, так, осторожно:
Дай колпачок мне — закрою сразу.
Она в припадках тарелки била.
Перечить страшно — сживет со свету…
Вот тюбик с пастой взяла открыла,
А колпачка–то, глядишь, и нету.
Нет, бабы точно, совсем, как дети…
Чуть что не так ей — всегда рыдает.
А если честно, то в туалете
Сама–то крышку не закрывает.
Вот так и жили, судите сами.
Она там вечно читала книжку!
А я, бывало, твердил часами:
Вода сольется — закрой, блин, крышку.
Но все решилось. Ох, слава Богу.
И я уехал в деревню к лету…
А туалет там — через дорогу.
Дощатый домик. И крышки нету!
Андрей Житлухин
Я тут две песни в «Гнезде» услышал.
И так обидно мне стало братцы
Что хоть не автор я исполнитель,
Но взял перо — куда ж деваться.
Пришёл с турнира и челюсть вынул.
Вдруг в двери Глаша — жена соседа.
Кричит: «Художник! Достал, скотина!»
И в нос мне тюбик от блендамеда!
А я в финале сегодня выиграл.
Соперник мой был, боксёр известный.
Тут, блин, художник нагрянул с дачи!
Кричит: «Жени-и-ися! Если ты честный!»
Я им: «Ребяты, айда на куфню,
Счас с вами буду я разбираться»
Достал поллитру, закуску, рюмки,
Соседи всё же, куда ж деваться.
Сперва Глафира всё рассказала
Нет сил у бабы. Нет сил и баста!
Люблю тебя, говорит, но только в ванной
А там… А там открыта зубная паста!
А этот Греков или Поленов:
«Ну ты достала! Причём здесь тюбик!
Мне жрать охота! А ты мне вечно
Бульонный кубик! Бульонный кубик!»
Я их послушал, грамм триста принял.
Обнял соседку и соседа.
И в Сандуны их послал обоих,
Искать там тюбик от блиндамеда!
Ну всё наверно. Пока ребяты.
Я в бар. Проклятой пора откушать.
А что поют вам Раиса с Витей —
Неправда, братцы, не надо слушать!
Андрей Земсков
Вот я от мужа ушла к соседу,
А у соседа вставные зубы.
Вот он из ванной идёт к обеду,
Слегка небритый, зато не грубый.
Я наливаю ему погуще,
Себе пожиже — мне много ль надо?
А он, кормилец, — на складе грузчик.
Продукты грузит домой со склада.
И всё нормально у нас бы было,
Когда б не мелочь в одном вопросе:
Придёт он, снимет свои бахилы —
И посредине прихожей бросит!
Проходит в ванну, помоет руки,
Клыки надраит, ЗАКРОЕТ ПАСТУ,
В гостиной снимет носки и брюки,
И на диване протянет ласты.
А я из кухни легко и споро
Несу котлеты: ëПокушай, милый!û
Бегу с подносом по коридору,
А В КОРИДОРЕ — ЕГО БАХИЛЫ!
И я с разбегу об них споткнувшись,
Лечу, как птица, машу крылами,
Едва слюною не захлебнувшись.
Всё платье в жире, как на рекламе.
Сижу, ругаюсь. Полёт нехилый.
Вокруг котлеты девятым валом.
А посредине лежат бахилы!...
Уж лучше б тюбик не закрывал он.
Stezok, г. Санкт-Петербург
Я услыхала его со сцены,
Как над другою он потешался,
И всё вздыхала: «Ах, мой бесценный»,
А он жениться не соглашался...
Но я прощала — мне было любо,
Что я такая, как птичка ранняя.
Одно смущало: всё драит зубы
И ноль вниманья на щебетанья.
Я и гагаркой топорщу перья,
И нежно липну морскою пеной,
А он как гаркнет: «Ты чё, Лукерья?» —
Всё это, типа, второстепенно.
И продолжает тереть, безбожно
До возмущенья, зубною манной...
Скажите, девки: ну, разве можно
Сравнить общенье с какой-то ванной?
Так стало больно, что для контрасту
Про то, как любят, я заблажила.
А он: «Довольно давить на пасту!
Захлопни тюбик давай свой живо!»
Потом ругнулся! — так неказисто,
Что будто глыба свела мне челюсть...
Я вскоре вышла за протезиста.
Молчу, как рыба —
Такая прелесть!
Марат, г. Томск
Прошу прощенья, я Проктер-Гэмбл.
Я вашу песню недавно слушал
И прямо в душу запал ваш тембр,
Прям через уши и сразу в душу.
И я так тронут, что аж расстроен.
Я весь в восторге с такой рекламы.
Ваш хит продажи удвоил втрое
И я теперь вас люблю, как маму.
Я понимаю: поэту нужно
Рубить капусту, пока не старый.
И, чтоб помочь, предлагаю дружно
Продолжить песни про хозтовары.
Как было б чудно, как было б мило,
Когда бы вы для народа спели
О приключениях пачки мыла
Иль, для примера, о супергеле.
О новой марке шампуня, либо
Об очень нужной для ванной пене +
++++++++++++++…
++++++++++++++…
И, напоследок, семьсот спасибо
Вам. + За внимание к гигиене.
С. Хазон
И я с досады ушла к соседу
Ведь у соседа вставная челюсть,
На полке тюбик от «Блендамеду»
Лежит, закрытый, какая прелесть.
Виктор Третьяков
Ох, натерпелась я с тем мазилой,
Он был неряхой и паразитом
И я к соседу ушла в чем было,
Тот хоть и старый, но композитор!
Там даже мебель вся перламутром,
Хрусталь на люстре огнем сияет...
Одно смущало, проснется утром,
И вечно зубы не одевает...
Ну, я внимания, сперва, не обращала.
Пусть не Чайковский, пусть стар, не складен
И все по-бабьи ему прощала
Всё, даже челюсть, будь он неладен.
А он как молот по наковальне
Стучал в экстазе на фортепьене,
А я от шума укроюсь в ванне,
А там, там зубы лежат в стакане!
Но я как дура — в продмаг, в аптеку,
Терпела марши и полонезы
И лишь просила: «Будь человеком!
Проснулся утром — Одень протезы!»
Но мой «Бетховен» был глух к тому же
С утра до ночи все сочиняет...
Скажите бабы, ну как жить с мужем,
Который зубы не одевает!
Ну, где скажите найти такого
Чтоб был талантлив и аккуратен?
Вот выйти б замуж за Третьякова,
Он хоть из бардов, зато опрятен!
Александр Илюнчев (музыка «Песня быка-производителя»)
Я художник настоящий: вот палитра, вот мольберт,
Мало пьющий, некурящий, и зовут меня Альберт.
А она — простая баба, хоть смазлива, как назло.
Понимать, кажись, должна бы, как ей в жизни повезло.
Звенели капели, струился озон,
Моргнуть не успели, а тут и Мендельсон.
Я сперва в любовном раже ничего не замечал,
Всё шептал ей: «Глаша, Глаша», на руках её качал.
А она мне: «Алик, Алик», да так, что капает слеза.
Но недели пробежали, и открылися глаза.
Любовная лодка разбилась о быт.
Жаль, кончилась водка, а выпить надо бы.
Вот с утра взглянул в окно я — стойку сделал, как терьер:
Небо — раз в году такое, надо срочно на пленэр.
Я из ванной — за этюдник, жрать не стал — не до еды,
А она: «Закрой, блин, тюбик!» — муза, мать её туды!
Мещанства болото, крушенье основ:
Сплошные заботы, не до колеров.
Постепенно замечаю — небогат наш рацион:
Булка хлеба, кружка чаю, да из кубиков бульон.
Я кручусь, как кубик-рубик, чтоб достаток наш поднять,
А она мне всё про тюбик — благодарность, твою мать!
А я для рекламы гробы рисовал —
Природным талантом, как шлюха, торговал!
Раз вернулся я с работы, глядь в прихожей на трюмо,
А там — открытый «Колгейт Тотал», а под «Тоталом» — письмо:
«Ухожу к соседу Ване. Пусть простецкий он мужик,
Зубы он хранит в стакане — с ним я ладно стану жить».
Разорваны нервы, разбита семья!
Любил её, стерву, — не думал, что змея.
Без неё через неделю полегчало мне чуть-чуть,
И опять по силам цели и задачи по плечу.
Я — как вольный сын эфира, сам себе я господин,
Приходи ко мне, Глафира, я измаялся один!
Латышев Олег
Тюбик я верчу в руке —
С надписью коварной «Бленд-а-мед».
Что бы это значило?
Надо разобрать суметь.
Припев:
Что это? Может быть, мне расскажешь ты?
Блин да мент таскались по тубе
И подруг искали по себе.
Блин да мент… Таких не любит вошь.
И от блох защиты лучшей не найдёшь.
То ли это лучший крем,
Чтобы им измазывать лицо,
То ли, как в рекламе по ТВ —
Чтобы твёрже делалось яйцо.
Припев:
Что это? Может быть, мне расскажешь ты?
Блин да мент таскались по тубе
И подруг искали по себе.
Блин да мент… Таких не любит вошь.
И от блох защиты лучшей не найдёшь.
Посвящение Фениксу (и немножко Фантому оперы)
Поэт Перейро дружил со мною
Мы вместе приобрели известность.
Совсем недавно, еще весною.
Он был непьющий, культурный, честный.
Потом Перейру как подменили —
То пьет, как лошадь, а то, бывает,
Приходит грустный (намедни пили), —
Про баб неверных стихи слагает.
Недавно, в мае, назвался «Тюбик»
Под этой маской он нам поведал,
Как рушит жизнь не бульонный кубик,
А скромный тюбик от «Блендамеда»
А то, бывает, приходит гордый,
Зовется «Феникс», весь наворочен,
Парит на крыльях, с довольной мордой,
В формулировках предельно точен.
Но это если — девчонок куча.
А если нет, то сидит с Фантомом
И выясняют, кто из них круче,
Пугая новеньких незнакомых.
Так вот болтают они степенно,
И новички, ошалев, понимают,
Что застеколье — второстепенно,
И постепенно к ним примыкают.
Мячиков С.
Мы повстречались зимой, в морозы.
И говорили про жизнь на Марсе,
Поцеловались с ней у березы
И оказались в районном загсе.
Я был непьющий, ну, разве малость,
Что в наше время не так и часто.
И нам бы встретить совместно старость.
Одно смущало — зубная паста!
Гуашь не надо, не нужен сурик.
Ведь блендамедом свежо и ярко!
Но лишь открою заветный тюбик,
Как получаю по шее скалкой!
Она неделю носок стирала,
Три для варила бульонный кубик
И все пилила, и все ворчала,
Чтоб я не трогал руками тюбик.
Но я не спрятал оружье в ножны.
Творил, как Рембрандт, самозабвенно!
И вдруг подумал, да разве ж можно
Творить и чистить одновременно?!
И я всю пасту отдал соседу,
В придачу Глашу, ему на радость.
Теперь сижу вот, укрывшись пледом,
И не рисую… Какая жалость!
Уважаемый Виктор! Некоторые персонажи литературных произведений начинают жить собственной жизнью. Так случилось и с героями полюбившейся многим Вашей песни «Тюбик». Уже написаны ее продолжения от имени Мужа, и даже самого Тюбика. Торопясь вложить и свою лепту в этот песенный сериал, я поговорил с соседом, к которому ушла Глафира, и выяснил Истину о происходившем. Он, правда, несколько сепелявит, но надеюсь, Вы его поймете.
Спасибо за яркие песни!
Петухов Олег
…У Третьякова меня немного,
И то про целюсть две залких строцьки.
Но я так сцястлив, ведь мог бы ногу…
А хузе пецень иль дазе поцьки.
Сосед — худозник опять зенился,
И молодую привел в квартиру…
Я, как-то сразу, воодусевился…
И микрофонцик провел к сортиру!
И стал я слусать порой их басни,
Про тюбик с пастой узнал мгновенно.
А сто зе делать? И так все ясно,
И дазе видно все без рентгена…
…Запрутся в ванной и ну порнусыть,
Мой слух эстета устал от крика!!!
И я ресылся им все порусыть —
Как Маяковский с семьею Брика…!
И хоть соседка похузе Лили,
(Твердит все время — сто муз нагадил…)
Мы с ней за друзбу два раза пили,
И оба раза я нозку гладил…
…Помоюсь утром, открою тюбик
И сразу в кухню спесу к Глафире.
Она там варит бульонный кубик,
А я — неделю, как на кефире.
Сепцю ей незно: «Твои бульоны
Меня доводят до исступленья!!!
Наплюй на хама, таких — мильоны,
А бросить муза — не преступленье».
Два дня молцяла, не веселилась,
Заглянет в ванну и тихо плацет,
Потом ресылась, переселилась.
Ведь мой-то тюбик совсем не нацят!
…Меня всего-то цюток у Вити,
Но я доволен — со мною Гласка!
Так Вы соседу не говорите
Как было дело. К цему огласка?
Юдин П. (Н. Новгород)
Ну повстречались мы с ней весною.
Она — красива. Я — парень сочный.
А целовались — не под сосною,
А под березой — я помню точно.
Я пил не много, я был не грубым,
Женился сразу, дурак… бывает.
И че пристала — почистил зубы,
Че, говорит, тюбик не закрываешь.
— Да я внимания, ваще, не обращаю,
Почистил зубы — забыл про пробку…
Я по привычке не закрываю,
А так я смирный, для баб находка.
И в этом деле впадал в Нирвану.
Мог сколько надо, всегда досыта.
Возьму за плечи, закроюсь в ванной.
А она: «Смотри-ка, пробка открыта».
Маразм, ей богу, судите сами.
Я в напряженье, как тот же тюбик.
И пробка встала прям между нами.
«Ай вон ту» нервы трепать не любит.
Писал картину, во всю старался —
Черный квадрат, в анфасе — кубик.
Она вбегает, как завизжала:
«Почистил зубы, закрой, блин, тюбик».
Какая стерва, ну как нарочно
И муза сразу так испугалась.
Теперь-то это я знаю точно,
Она к Малевичу перебежала.
И я к соседке ушел с досады.
Она в оркестре лет сто как скрипка.
Открытый тюбик и муза рядом,
Рисую черный параллелепипед.
Удинцев Константин (Екатеринбург)
Я в отделении был дежурным
Привык дежурить я днем и ночью
Встречал я всяких — тупых и умных
Спокойных тоже, и наглых очень...
Но что случилось, я вам поведать
Спешу, и рапорт уже готовый
Той ночью лунной того соседа
Ввели коллеги, глядя сурово!
Вещдоки хмуро на стол дубовый
И сняв наручники с рук загорелых
Сказали: Сука, буянит снова
На этот раз тубой Блендамеда!
Свою подругу, зовут как? Глаша?
Измазал пастой, под утро вроде
Глумился, гад, над гражданкой нашей
Лежит теперь она вон- на дороге
Бежать пыталась, маша руками
За ней он гнался, как вепрь свирепый
А после вроде пинал ногами
И сам был тоже того... раздетый...
Его скрутили — потом в квартиру
Там перевернуто все вверх ногами
И пастой там — Я ЛЮБЛЮ ЛИШЬ ИРУ
И вензеля на стекле — цветами
А рядом труп был еще — соседа
А рядом чья-то вставная челюсть
Вся в пасте-вроде бы Блендамеда
Картины маслом там — тоже прелесть.
И унитаз там исписан пастой
Ботинки... Много их в коридоре
Плакат висит «Ведь не в крышках счастье»
И «от ума...» там есть книжка — «Горе»...
Еще коробки там из-под пасты
Зубных там щеток — Вам по колено
Короче, быть там ваще опасно!
А это гад, что сидит на стуле
Нам угрожал стулом, взглядом, флейтой
Он целил в нас-даже мы струхнули
Каким-то тюбиком из-под Колгейта
Он говорил, что любовь изведал
В озерах страсти был он бездонных
Любил он Глашу... Но Блендамеда
Терял он крышки, чего же горше
А он любовь пил её глотками
В глаза смотрелся её без звука
Она же вместо ответа — на те —
Закрой, блин, пасту... Ну что — не сука?
Она же сволочь, не унималась
И тема пасты у нас довлела
А под конец с кем-то там связалась
Ну, я обоих, под утро — слева
Потом и справа — ну, на добивку
Потом их пастой своей измазал
Я злой был, братцы — не в шутку, шибко
Ну, и в расход... Но клянусь — не сразу
Вину я точно свою — признаю
Дадут мне срок — но и там, в неволе
Кто чистит зубы — поу..биваю
Так жить не можно... Не можно боле...
Слезу сронил дежурный, что же
Но верный долгу, еще — приказу
Ударил он чувака по роже
И в обезьянник его, заразу...
Мораль той басни — смотрите, люди
Коль мил вам кто-то — терпите, что же
А то вот так же, поверьте, будет
Ударит кто-то и Вам по роже...
Юрий Егоров
Подрулила к бордюру, сказала: «Привет!
Если надо до центра, то я подхвачу»,
Он кивнул головой, улыбаясь в ответ,
И добавил смущенно: «Я Вам заплачу…»
Осень серым крылом задевала Москву,
Будто кто-то тепло наконец-то вспугнул,
Он и сам не заметил, как в синеву
Ее глаз ненароком, бездумно шагнул.
А она закурила, поймав «Хит FM»,
Плавно тронула газ, попадая в поток,
Он же был далеко — в жизни столько проблем,
Да к тому же замерз, потому что промок.
Ни с чего диалог завязался у них —
Кто-то задал вопрос, кто-то выдал ответ,
Но кружилось в салоне лишь для двоих:
«Он был старше ее на четырнадцать лет…»
Им никто не мешал, ни один светофор,
И уютным казалось шуршание шин,
И услышал он первым сквозь их разговор:
«… Она младше была на четырнадцать зим…»
И кого обвинить в том, что только сейчас
Кто-то свел воедино орбиты планет?
Он ее узнавал по созвездиям глаз,
Понимая по капле — родней ее нет!
И сложился обычный житейский сюжет,
Ведь рождаются люди из двух половин…
«Он был старше ее на четырнадцать лет,
Она младше была на четырнадцать зим…»
«Опель» встал на ручник под каким-то мостом,
И сошлись половинки в сплетении рук,
И не думал никто — «Что же будет потом?»
Лишь дыхание губ под присмотром разлук…
И тонула она в его сильных руках,
Он, ее обнимая, душою взлетел,
И терялась Москва в габаритных огнях,
И динамик опять эту песню им пел:
«…Она младше была на пять тысяч утрат…»
А он так уходить от нее не хотел,
Ведь они повстречались лет триста назад,
Жаль, что все забывается в омуте дел…
И опять они встретились только вот-вот,
И пропажа-любовь лишь сегодня нашлась,
«Почему он вернулся за папкой для нот…»-
Словно лист опускалось на сердце, кружась…
«…Он был старше ее на четырнадцать лет…»
И она не одна, и его кто-то ждет,
И не задан вопрос, не придуман ответ…
И два ангела сели на стылый капот…
И курили в кулак, и молчали вдвоем —
Что-то надо решать… как-то все разрулить…
И касаясь, друг друга промокшим крылом,
Все никак не решались любовь разлучить…
В. Третьякову
Александр Ватолкин (Омск)
Под вечер с сумками тащилась я с работы,
Мечтая дома развалиться на диване.
Я планы строила, что сделаю в субботу —
Вдруг Вы навстречу мне как Ангел после бани.
Я сразу вспомнила, что кран на кухне каплет,
Чтоб шкаф подвинуть — мне нужна мужская сила.
В моём дому давно мужчинами не пахнет…
Я Вас увидела — и в гости пригласила.
Вы посмотрели на меня стеклянным взором,
А мне хотелось, чтобы чувственно и пылко…
Взяв из портфеля веник, парились которым,
Вы мне сказали: «У меня с собой бутылка!»
А я вчера открыла банку с огурцами,
Ещё солёные грибочки есть и сало.
Вы так взглянули потеплевшими глазами,
Что по спине истома дрожью пробежала…
Ей — Богу, Вас, мой друг, как будто подменили.
Взяв у меня из рук баулы с провиантом,
Вы даже стиль ходьбы внезапно изменили
И просто выглядели щёголем и франтом…
Я пригласила Вас к себе на чашку чая,
Достав для Вас свои любимые бокалы…
За два приёма выпив всё, Вы заскучали —
Одной бутылки — как обычно — было мало…
Негромко музыка лилась, горели свечи.
Вы всё сожрали — и глаза на дверь косили…
Тогда я Ваш пиджак, наброшенный на плечи,
Сняла решительно — а Вы не попросили…
Вы испарились, словно Коперфильд со сцены…
Мне голос внутренний шептал: «Себя не мучай!»
Я поняла, что дома нужно непременно
Держать пол-литра про запас, на всякий случай…
Мы гуляем по поляне,
Рядом бык — передовик,
В копнах — пьяные крестьяне,
Слышен матерный язык!
Привезли быка с Европы,
Что б он нас здесь ублажал,
Ну а он весь клевер слопал,
Но никто не нарожал!
Припев:
А завтра суббота, прием у быка,
Мы клёвые тёлки: копыта да рога!
Ну и бык-производитель, —
Знать патенты где-то спер,
Говорит, что, мол, родите, —
Сам же просто гастролер!
То ли дело местный Борька,
Тот бы это — о-го-го!
Ну а этот — вспомнить горько,
Выпендрила, мать его!
Припев:
А завтра суббота, прием у быка,
Мы клёвые тёлки: копыта да рога!
Забодать его хотели,
Категории не те:
У него пол тонны в теле,
Нам же можно в варьете!
Ну и пусть мычит на зорьке,
Не для тела, — для души!
Ну а мы в коровник к Борьке!
Ладно, Машенька, пошли!
Припев:
А завтра суббота, прием у быка,
Мы клёвые тёлки, мы клёвые тёлки, мы клёвые тёлки
Наставим всем рога!
Квитковский Виталий (музыка «Ты для меня»)
Доводил он меня уж четырнадцать лет
И бесил он меня уж четырнадцать зим,
Но он вытащил снова счастливый билет:
В первый раз опоздал — и остался живым…
Почему он вернулся за папкой для нот,
Хоть всю жизнь без конца уходя уходил?!
Если б ревностно так не хранил его рок,
Я б его год назад убил…
Хлынет ли кровь из вен на паркет,
Иль задушу его я руками,
Чтобы прожить хоть несколько лет
В покое под этими небесами —
Чтобы прожить хоть несколько лет
В покое под этими небесами.
Я от боли рыдал уж пять тысяч ночей,
Он мне жизнь отравлял от утра до утра,
И, напившись, как самый последний плебей,
Я вчера рано утром решил, что пора!…
Он довольно смеялся! — Месть! боли конец!
Без свидетелей с ним в схватку насмерть вступил,
И хотя был он очень искусный боец,
Но я всё же его убил!…
Хлынула кровь из вен на паркет.
Вот оно — счастье — да знаете сами!
Я проживу хоть несколько лет
В покое под этими небесами.
Я проживу хоть несколько лет
В покое под этими небесами.
Квитковский Виталий
Он ничем не выделялся в толпе:
Повстречаешься и мимо пройдешь,
Но…
К матану когда душой прикипел,
На других он стал совсем не похож.
А порою — приключалась хандра,
И он пачками печение ел:
Так бывает, коль болит голова,
И, увы, неверно найден предел.
Физик мыслями вчера зацепил,
Но увлечь его, увы, не сумел.
Он матаном скорей лечился, чем жил,
И про матан скорей молился, чем пел.
И хотя он в спешке чушь говорил,
И dx хоть не всегда он писал,
Но…
Любимчиком учителя был,
И почти больше учителя знал.
Он учил анализ до темноты,
Разузнать надеялся обо всем.
И причем он с Будаком был на «ты»,
И с Садовничим знаком был еще.
А когда он поступал на мехмат,
Он билеты наизусть все уж знал,
И в задаче он всё понял без слов,
Да к тому ж ещё ответ угадал.
Он продумал план ответа давно,
Он готовился к нему, как к войне,
Он-то знал, что коль учитель хорош,
То и спросится в итоге втройне.
Он ничем не отличался от нас:
Как и все, любил физфак с ВМК,
Но…
Он — мы поняли по блеску глаз —
Математики-науки слуга.
Снова сон, и трассеры как нитки
Прошивают наш бензовоз.
Снова сон, и нас опять кидают
Захватить чужой обоз.
Снова сон, и я в руках сжимаю
Рукоятку АКС.
Снова сон, и мысли угасают:
Ну когда же придет конец!?
(Автор неизвестен)
| 
Народное творчество
